Ирина Архипова. Музыка Жузни.

<( Приятные воспоминания, я очень люблю биографии и конечно певцов, т.к. пол жизни посвятила пению (вокалу) Ирина Архирова куратор Факультета Искусств МГУ, прочтя ее книгу меня поразит почему то именно этот отрывок, после я встретила ее саму и получила Автограф ее и Святослава Белзы,.. Приятные Воспоминания о концерте ДК Мгу, где мы вервый выпуск нового факультета поводили практически все свое время, пока не переехали окончательно в новое помещение, возле манежа продолжение "Татьяненой" Церкви МГУ, покровительнице студентов, но это совсем другие воспоминания. Приятного прочтения..)

Отрывок из книги.

" недельник "За рубежом", в котором перепечатывались и некоторые публикации из иностранной прессы. В том номере была помещена статья "Триумф Архиповой". Помню, как мне было радостно, что признании моего искусства во Франции теперь могут прочитать и I меня на родине.

Но в жизни радость и горе ходят рядом. На следующий день рано утром раздался звонок из Москвы - это звонила моя близкая подруга Марина Ткачева, с которой я начинала работать еще в архитектурной мастерской "Военпроект" (и которая предрекла мне тогда: "Петь тебе в Большом театре"). Радостная, я бежала к телефону, думая, что Марина хочет поздравить меня, прочитав статью в газете. Но я услышала совсем другое: "Случилось самое страшное. Умерла мама..."

Не помню, как мы собрались, как прилетели в Москву. Мама умерла не от сердца, не от того, что Б городе было тогда трудно дышать, что так беспокоило меня. За несколько дней до кончины в гости к маме приехала из Ташкента наша давняя знакомая. Она решила приготовить настоящий узбекский плов, которым хотела порадовать своих московских хозяев. Очевидно, баранина, которая входит в состав этого удивительно вкусного блюда, спровоцировала у мамы приступ печеночной колики. В Боткинской больнице, куда мой брат сопровождал ее на "скорой", предложили сделать операцию. Не успели... Похоронили маму рядом с папой, скончавшимся за десять лет до этого...

Мне и сейчас трудно описать то, что я пережила в те горькие, тяжкие дни. Утешая меня, моя дорогая Надежда Матвеевна Малышева сказала тогда: "Бог дал вам радость неизмеримую. Для равновесия Бог взял у вас жизнь матери..."

После "коронации" "моей" Азучены в Оранже я получила сразу несколько приглашений-контрактов на исполнение этой партии в разных театрах мира. Одним из них был "Колон" в далеком Буэнос-Айресе. Приглашение в Аргентину было для меня особенно интересным так как до этого на сцене "Колон" еще не выступали певцы из СССР. Кроме того, мне так хотелось познакомиться с одним из самых крупных, самых знаменитых оперных театров. Хотя он вмещает около четырех тысяч зрителей, в его зале изумительная акустика и петь в нем легко, прекрасно слышно даже любое "пианиссимо". Когда-то в "Колон" выступал наш великий Шаляпин. Столь же великий Артуро Тосканини, покинувший Италию, когда к власти пришел Муссолини, был здесь главным дирижером (об этом напоминает доска на здании театра).

Перед гастролями в Аргентине у меня был сольный концерт во Франции, в Дивонне, откуда я должна была вернуться в Париж, чтобы вылететь в Латинскую Америку. В аэропорту я решила отдать все ноты, которые брала с собой для концерта в Дивонне, моему концерт-мейстеру Наталье Рассудовой, возвращавшейся в Москву. Мне не хотелось тащить с собой лишний груз в Буэнос-Айрес, где у меня были запланированы всего несколько спектаклей "Трубадура": ведь предстоял "бросок" на юг продолжительностью восемнадцать часов. Сидеть почти неподвижно в течение утомительно долгого перелета в битком набитом "Боинге-737", в экономическом классе, где сидения показались мне меньшими, чем в наших самолетах, было сущей пыткой. Пер=вая посадка предполагалась только через двенадцать часов полета - в Рио-де-Жанейро.

Но вот наконец-то и Буэнос-Айрес. Неудобства дороги в какой-то мере были компенсированы той сердечностью, даже радостью, с которой меня встретили в аэропорту. По дороге в город меня удивило, что деревья вокруг были голые, трава пожухлая - совсем как у нас поздней осенью. Несколько часов назад я видела совсем другое - зеленые леса Франции. "Так ведь у нас зима!" - напомнили мне мои новые знакомые. "И бывает холодно?" - "Конечно. Бывает, температура падает до пяти градусов". Вот тебе и Южное полушарие! Хорошо, что я привезла с собой из Москвы каракульчовое пальто - решила взять больше "для шику". И вот оказалось, что оно может здесь пригодиться. Для прохладной погоды - да, а что я буду делать, если температура снизится до пяти градусов мороза? Вот и верь после этого консультантам-страноведам из "Госконцерта" и из выездного отдела ЦК, где я проходила через "душеспасительное собеседование" (так тогда было положено) в преддверии своей первой поездки в далекую Аргентину. Когда я спросила: "Какая там в июле-августе бывает погода?" - то получила ответ: "Там всегда тепло". Потому-то я и решила не брать с собой теплых вещей. Как оказалось, напрасно.

Я прилетела в Буэнос-Айрес в июле 1974 года, в дни, когда страна еще была в трауре по случаю смерти своего президента Перона. Тем не менее мы не могли терять времени и сразу начали репетировать. С главным дирижером театра "Колон" (он же был и дирижером-постановщиком "Трубадура") Карлосом Феликсом Чилларио у нас сразу же возникло взаимопонимание, что способствовало работе. Да и с коллегами-певцами мне повезло: моими партнерами были американка Элеонора Росса (Леонора), великолепный баритон Маттео Мана-гуэрра (Граф ди Луна). Партию Манрико поначалу должен был петь Пласидо Доминго, но по какой-то причине он не смог прилететь в Буэнос-Айрес', и его заменил очень хороший итальянский певец Флавиано Лабо. Все складывалось вполне удачно, зато начались осложнения другого рода.

Мои гастроли устраивала фирма "Даэфа", которая поселила меня в отеле, где не было отопления. Я по-стоянно мерзла в своем номере, не имея теплых вещей. Пальто меня не спасало. Пришлось купить пончо, не время было упущено - у меня начался кашель, ноги все время были ледяными, я никак не могла согреться и вскоре почувствовала, что заболеваю не на шутку, простуда стала "спускаться" в трахеи и бронхи. Мое участие в спектакле ставилось под угрозу...

Сотрудники "Даэфы" незадолго до этого принимали в Аргентине Московский цирк, артисты которого, тоже плохо представлявшие себе климат Южного полушария прилетели в летней одежде. И тоже так замерзали в неотапливаемом отеле, что "Даэфа" срочно стала собирать среди своих сотрудников теплые вещи, чтобы артисты могли нормально работать. Видимо, этот печальный опыт не стали учитывать, когда приглашали оперную певицу (может, сыграли свою роль соображения экономии - отель без отопления обходится фирме дешевле). Но, как говорят у нас, скупой платит дважды.

В это время в стране начались летние (как у нас зимние) каникулы, температура упала до нуля, и приехавшие на отдых из Бразилии туристы были "экипированы" соответственно погоде. Меня же фирме пришлось срочно переселить в более комфортабельную, "теплую" гостиницу. Чтобы я могла участвовать во всех предусмотренных контрактом репетициях (их должно было быть не менее десяти), фирме пришлось раскошелиться на врача. Он назначил мне радикальное лечение: по два раза в день мне делали уколы и в руки, и в gluteus musculus, проще говоря, в ягодицы. Я пропустила из-за болезни только полтора дня и; насилуя организм, превозмогая слабость, с головокружением пришла на очередную репетицию. Почти в полуобморочном состоянии исполняла свои мизансцены. К генеральной репетиции немного окрепла, но дирижер и директор театра просили меня петь на ней вполголоса, чтобы не стало хуже.

За те три дня, которые отделяли генеральную от премьеры, благодаря интенсивному лечению и полному отдыху, мне удалось прийти в норму. Премьера прошла с огромным успехом. В зале театра был и приглашенный фирмой "Даэфа" наш посол. Публика с энтузиазмом принимала наш спектакль и особенно (так писали потом газеты) "мою" Азучену.

Чтобы убедиться в этом, мне не пришлось дожидаться утренней прессы. Когда я после спектакля стала раз-гримировываться в своей артистической, ко мне пришла сотрудница фирмы "Даэфа" Нелли Скляр и в какой-то растерянности сообщила, что машина готова, но я не смогу выйти из театра, потому что около служеб ного входа меня поджидает огромная толпа людей, же-лающих получить автограф. Я отнеслась к этому не особенно серьезно, поскольку это вполне обычное явление - ну и что, поклонники у входа. Но Нелли почему-то была взволнована, и не только потому, что полиция не может справиться с таким наплывом народа, из-за чего мы наверняка не успеем вовремя прибыть на торжественный ужин, который после премьеры устраивала дирекция театра в одном из ресторанов. Нелли волновало и другое - ей был известен энтузиазм ее темпераментных соотечественников.

Когда мы подошли к служебному входу-выходу и увидели действительно огромное число поклонников, то я убедилась, что не только не смогу вовремя прибыть на прием, где уже собрались важные персоны, в том числе и наш посол, но просто могу "погибнуть во цвете лет" среди восторженно приветствовавших меня любителей оперы.

Выйти через служебную дверь не удавалось. Заставлять ждать себя мы никак не могли, поэтому стали искать выход из создавшейся ситуации. Выход в прямом и в переносном смысле. Театр "Колон" - это большой квартал в центре Буэнос-Айреса. Здание настолько огромно, что там есть даже внутренний двор. Естественно, что и выходов там несколько. Пройдя через все здание (а путь этот оказался неблизким), мы подошли к одному из боковых входов, который нам собирался открыть ходивший вместе с нами служитель театра, у которого были ключи от всех дверей. Увы! Было поздно - нас опередили: через матовые стекла были видны многочисленные тени поджидавших меня людей. Перехитрившие нас поклонники предвидели все наши маневры, тем более что они прекрасно знали расположение театра и проделывали свои операции "по отлову" не раз. Хорошо, если они поджидали артистов с восторгом, а если с прямо противоположными намерениями? Говорят, что было и такое.

Попыток выйти из театра было несколько. В конце концов нашли какой-то боковой выход, где никого не было - как оказалось, пока, поскольку поджидавшие нас следили за всеми маневрами и нашей машины. Хотя ее подогнали очень быстро к этому запасному выходу, но только я вышла и пересекла тротуар (он был доста-точно широкий), как из-за угла уже показались бегущие к нам люди с программками и что-то возбужденно кричавшие. Мне все-таки удалось вскочить в машину и за-хлопнуть дверцу... В окно я видела, как число бежавших за нами увеличивалось и как они махали нам вслед...

Такие сцены мне приходилось видеть только в кино, теперь же я убедилась, что режиссеры не выдумывали ситуации подобного рода, а явно подсмотрели их в жиз-ни.

Хотя мне предстояло спеть шесть спектаклей "Труба-дура", но уже на премьере, после того, как мы множество раз выходили на поклоны, директор театра "Колон" господин Сибериа тут же на сцене предложил мне дать в этом зале, после окончания положенных по кон-тракту выступлений в роли Азучены, сольный концерт. Я согласилась. Но как быть с нотами? Ведь я отправила их вместе с Наташей Рассудовой в Москву, а там были произведения и Рахманинова, и Чайковского, и Брам-са, и Шуберта... Из произведений русских и европейских композиторов я могла бы выстроить стройную программу. А где найти хорошего концертмейстера, чтобы в короткий срок подготовить этот концерт-экспромт? Директор обещал все устроить - и пианиста найти, и ноты...

Готовиться к концерту мне приходилось в промежут-ках между спектаклями - обычно они составляли день-два. В это же время спешно искали необходимые мне ноты. В магазине на улице Флорида, такой же пешеходной, как наш Арбат, из русской музыки оказалась лишь песня Садко из оперы Римского-Корсакова, то есть для моего голоса - ничего! Что делать? Пришлось искать у русских эмигрантов, которые, надо отдать им должное, с радостью помогали нам. Но их "залежи" - увы! - были небогаты. Зато ноты немецких композито-ров, чьи произведения я пела совсем недавно в Дивон не, найти оказалось гораздо легче. Дело в том, что в Аргентине живет много немцев - и потомков тех, кто бежал в свое время от фашистов, и тех, кто потом бежал после разгрома гитлеровской Германии. Парадокс истории. Вообще-то в Аргентине самый настоящий "коктейль" из национальностей: здесь и испанцы, и итальянцы, и русские, и украинцы, и выходцы из стран Азии... Полный интернационал...

Как бы то ни было, но мой концерт на сцене театра "Колон" состоялся. Я сделала его из двух отделений - первое было "русским", а во втором я пела немецкую музыку. Когда мы прощались с директором театра, то он предложил мне снова приехать в Буэнос-Айрес, чтобы участвовать в постановке оперы Мусоргского "Борис Годунов", которую "Колон" наметил на следующий год. Господин Сибериа попросил меня порекомендовать не-скольких русских певцов для исполнения партий Бориса, Самозванца, а также русских же дирижера, режиссера, художника. Я назвала несколько фамилий, чтобы у театра были варианты для выбора, поскольку тогда еще было трудно предугадать, кто из названных мною сможет в указанные сроки вылететь в Аргентину. Директор согласился со мной.

Через год, в ноябре, я снова вылетела в Аргентину. В Москве уже начались холода, и, наученная горьким опытом, я на этот раз утеплилась - была в шубе. И напрасно - мы попали в летнюю жару. Со мной в самолете тот же мучительный многочасовой путь проде-лали Евгений Нестеренко, которому предстояло выступить в роли Бориса Годунова, и Владислав Пьявко - исполнитель роли Самозванца. Постановщик спектакля И. Туманов и художник Е. Чемодуров были уже в Буэ-нос-Айресе, куда они вылетели заранее. Театр предполагал поставить шедевр Мусоргского для двух составов - русского и своего, аргентинского.

И вот премьера "Бориса Годунова" на сцене театра "Колон". Хотя спектакль шел на русском языке, зал принимал его на "ура". Успех был, без всякого преувеличения, грандиозный. Когда мы выходили на овации зрителей, на нас дождем сыпались не просто цветы - нас засыпали лепестками роз. (Через некоторое время, когда я приехала с концертами в Киев, то украинские слушатели устроили мне такой же "дождь" - очевидно, многие из них прочитали в газетах о моих впечатлениях от приема в Аргентине). На наш третий спектакль в театр пришла тогдашний президент Ева Перон, сменив=шая на этом посту своего умершего мужа. Нас, троих русских певцов, в антракте пригласили в фойе правительственной ложи и познакомили с госпожой президентом.

Хотя я была в Буэнос-Айресе только во второй раз, но уже стало традицией, что после выступлений в оперных спектаклях я даю концерт. На этот раз вместе с Евгением Нестеренко и Владиславом Пьявко мы пели концерт в театре "Колизео"...

Совсем недавно руководитель Шаляпинского центра при нашем Международном союзе музыкальных деятелей Юрий Иванович Тимофеев получил из Аргентины прекрасно изданную книгу о театре "Колон". Ее прислал ему в дар автор, поскольку в этом театре в свое время выступал Федор Иванович Шаляпин. И Юрий Иванович, и еще один обладатель такой же книги, вокальный педагог, музыковед Дмитрий Вдовин, почти одновременно сообщили мне, что в книге помещена моя фотография и описаны мои выступления в "Колон", где я была первой из советских певиц, выступавшей на сцене этого одного из самых престижных оперных театров мира...

Следствием моего успеха на фестивале в Оранже было и еще одно приглашение - исполнить партию Азучены в лондонском "Ковент-Гардене", где собирались ставить "Трубадура".

Ту свою первую поездку в Англию весной 1975 года я могу образно назвать "поездкой открытий", причем разных - и приятных, и не очень.... "