Вообще, это интересно - заходит не так давно к маэстро в гости Скворцов-Дроздов; и вот, заходит, значит, Скворцов-Дроздов к маэстро в гости, садятся они друг напротив друга и начинают препираться - и, хотя мы не будем теперь останавливаться на этом подробно, но, однако, отметим, что с этим и с подобными этому препирательствами, которые препирательства на самом деле все подобны по существу дела, когда они есть - ну, а когда их нет, значит, их нет - связан со всеми этими препирательствами, выходит, некоторый корпус маэстровского историцизма - и корпус, Шура, немалый - одни только квартеты Бетховенушки в мидях чего стоят - вернее, конечно, не столько сами эти квартеты, сколько как раз история - и, раз уж зашёл о ней разговор, кстати, то история эта следующая: заходит как-то раз Скворцов-Дроздов к маэстро в гости - однажды прекрасным летним днём дело было некоторое количество лет тому назад - заходит, значит, получается, как-то раз Скворцов-Дроздов к маэстро в гости, и вот, заходит он, выходит, в гости - к маэстро - и вот, заходит, он, значит, в гости. Сидят они, пьют чай с лимоном и с сахаром и, как обычно, препираются - Скворцов-Дроздов, кстати, по знаку Овен, можете себе представить.
- Дай, - думает тут как раз маэстро, - пошутю-ка я с ним шутку, с балдой, - думает тут как раз маэстро. - Ага, - думает тут как раз маэстро далее.
И вот, думает тут как раз наш маэстро недолго, да и ставит играть квартеты Бетховенушки в мидях киктаймовскими или какие они там звуками, а сам говорит при этом:
- Вот, - говорит сам маэстро при этом, - послушай, Скворцов-Дроздов, чего я тут написал за последнее время. Только в миди пока. Вот, - говорит маэстро, - послушай-ка ты.
Сказал это всё маэстро и поставил. И вот, поставил маэстро играть квартеты Бетховенушки в мидях, а сам напротив Скворцова-Дроздова уселся и сидит, слушают они, притихли. Бетховенушка играет струнные квартеты киктаймовскими звуками в сомнительных изложениях, но, однако же, всё-таки играет. Через несколько напряжённых минут, стоивших или даже стоявших многого, очень многого, Скворцов-Дроздов спрашивает, прокашляв голос:
- А скажи, - спрашивает Скворцов-Дроздов через несколько напряжённых минут, прокашляв голос, - это ты что, сам, что ли, всё написал? - это он у маэстро так спрашивает - прокашляв голос через несколько напряжённых минут.
А маэстро и говорит:
- Ну конечно, - говорит, - сам, всё сам, - говорит, - написал.
Сидят они, слушают дальше... Песок бежит. Скворцов-Дроздов напряжённо послушал ещё некоторое время, головой замотал... замотал он, значит, репой, замотал он ей всё сильнее, сильнее, замотал, застонал, да и говорит вдруг:
- Не может быть, - говорит вдруг Скворцов-Дроздов и репой мотает, как будто бы пытаясь стряхнуть с себя какое-то наваждение или оцепенение, может, или гипнотическую силу особого воздействия сознания маэстро, против которой и выставить-то ничего невозможно - кто его знает, - я тебе не верю, - говорит вдруг Скворцов-Дроздов - да причём так нагло, так дерзко, так вызывающе, с таким особым цинизмом.
Хотел тут маэстро немедленно на него наброситься с кулаками и избить, да потом передумал.
Впрочем, вздор.
Так вот, я продолжаю, заходит, значит, не так давно Скворцов-Дроздов к маэстро в гости и начинают они как обычно препираться, а тут маэстро возьми да и поставь играть парочку относительно свежих фонограмм, скрученных им почти на коленке - это почти очень важно - для одного прикладного проекта. И вот, поставил маэстро играть эти фонограммы, парочку, поставил он их, значит, играть, и они начали играть. Скворцов-Дроздов сидит, слушает, а маэстро в кухню по хозяйским делам ушёл.
И вот, пропуская пока особо смешные детали, в общем и целом выясняется вдруг вот что: фонограммы эти, как это несомненно ясно выясняется прямо на месте, выполненные, кстати, только на синтюках - без инструментов - без единого инструмента выполненные, но только на синтюках - ну а что вы хотели? чего вы ожидали? - правильный жирный синтюк, он играет себе и играет - и зашибись играет - следует немедленно отправить по электропочте Джону Аберкромби и без обиняков предложить ему сыграть "там" на гитаре, - я прямо слышу, что он здесь играет, - говорил Скворцов-Дроздов с таинственным видом, то есть с видом человека, который сильно хочет думать, что знает.
Впрочем, может, он говорил не что, а как. Не поручусь.
- А кто такой Джон Аберкромби? - спрашивает маэстро.
Нет, маэстро, конечно, слышал когда-то одну, кажется, пластиночку - чуть ли не сам Скворцов-Дроздов ему её и давал в своё время - но сейчас вот позабыл. Чудненько, кстати говоря, определил гитарный исиэм один строгий приятель маэстро - это такая спа-музыка для умняков... для очкариков. Вот это вот как раз словечко - умняки - с ударением на последнем слоге - маэстро особенно дико понравилось.
Да, таким образом, Скворцов-Дроздов и говорит:
- Джон Аберкромби? - говорит Скворцов-Дроздов как загипнотизированный человек, который уже забыл о том, что сильно хотел думать, что знает. - Это самый духовный гитарист, - говорит Скворцов-Дроздов далее, даже глазом не сморгнув и весьма убедительно.
Ну, тут маэстро, конечно, посмеялся всласть, разрядился. Долго смеялся наш маэстро в этом месте. А над чем, собственно?
Вы меня понимать? Понимать? Вы понимать, что я говорить? Сколько пальцев я сейчас поднять?
Совершенно очевидно, что это был катарсический смех.
Вскоре, маэстро, однако, взял себя в руки, и нашёл в Сети оф. сайт Джона Аберкромби (John Abercrombie). Смотрит маэстро на его фотографию и видит, что, если бы он вот только что вот буквально сильно бы не смеялся уже (и долго), то вот тогда сейчас обязательно бы засмеялся, потому что на месте самого духовного гитариста маэстро видит самого настоящего белоруса - вот именно что буквально белорус как он есть, белорус в себе или, точнее, согласно последних изысканий, белорус для себя. Это очень интересно - ведь вот ещё, кстати, один добрый друг маэстро, Холджер Чукай (Holger Czukay), тоже на удивление и до смешного похож на белоруса. Уже не говоря, о том, что тот самый строгий приятель маэстро, который про спа-музыку для умняков скомбинировал, и вовсе от белоруса на первый взгляд как бы будто ничем и не отличается... И вот такой вот, значит, белорус Джон Аберкромби - самый, оказывается, ты понимаете, духовный гитарист - теперь вот писать ему, вроде бы, надо, получается, а что маэстро ему напишет, что? Что он его знать не знает, но интерес, однако, имеет? Фонограммы на коленке для Джона Аберкромби прикручивать? Музыку для Джона Аберкромби писать? И записывать? И играть тогда уж вместо него? То есть самому стать Джоном Аберкромби, самому заместить Джона Аберкромби, а Джона Аберкромби куда, я не уловил? В распыл - на дхармы? Да и захочет разве наш маэстро - это наш-то маэстро! - превратиться в какого-то там Джона Аберкромби? Это вряд ли.
Есть, правда, вариант, по очереди - как доктор Джекил и мистер Хайд, или как Моцарт и Сальери - как известно, многие думают, что Моцарт и Сальери были двумя разными людьми, и только единицы знают страшную правду - маэстро, например, знает. Больше того, у маэстро на эту тему написана гигантская в прямом смысле диссертация - маэстро по этой теме проделана колоссальная в прямом смысле научная работа, произведён титанический в прямом смысле научный труд.
суббота, 23 января 2010 г.
Маэстро и John Abercrombie.
Подписаться на:
Комментарии к сообщению (Atom)
Комментариев нет:
Отправить комментарий