словно рты наши полны цветов, источающих неясный, глухой аромат, или

Я касаюсь

твоих губ, пальцем веду по краешку рта и нарисую его так, словно он

вышел из под моей руки, так, словно твой рот приоткрылся впервые, и мне

достаточно зажмуриться, чтобы его не стало, а потом начать все сначала,

и я каждый раз заставляю заново родиться твой рот, который я желаю,

твой рот, который выбран и нарисован на твоем лице моей рукой, твой

рот, один из всех избранный волею высшей свободы, избранный мною, чтобы

нарисовать его на твоем лице моей рукой, рот, который волею чистого

случая (и я не стараюсь понять, как это произошло) оказался точь в точь

таким, как и твой рот, что улыбается мне из подо рта, нарисованного

моею рукой.

Ты смотришь на меня, смотришь на меня из близи, все

ближе и ближе, мы играем в циклопа, смотрим друг на друга, сближая

лица, и глаза растут, растут и все сближаются, ввинчиваются друг в

друга: циклопы смотрят глаз в глаз, дыхание срывается, и наши рты

встречаются, тычутся, прикусывая друг друга губами, чуть упираясь

языком в зубы и щекоча друг друга тяжелым, прерывистым дыханием,

пахнущим древним, знакомым запахом и тишиной. Мои руки ищут твои

волосы, погружаются в их глубины и ласкают их, и мы целуемся так,

словно рты наши полны цветов, источающих неясный, глухой аромат, или

живых, трепещущих рыб. И если случается укусить, то боль сладка, и если

случается задохнуться в поцелуе, вдруг глотнув в одно время и отняв

воздух друг у друга, то эта смерть мгновение прекрасна.