Contradiktion (эротика)

Эротическая притча о любви.

Я думаю, что твой мир начинается с морской стихии и обозначен синим цветом. Мне почему-то кажется, что в городе твоей фантазии совсем нет причала. Люди попадают в него так же, как и я; ты переносишь их во сне. Спящие на твоих руках женщины, чей сон еще не потревожен - они приносили тебе удовольствие, а потом, по собственной воле оставались просто телами. Так родилось городское кладбище и процветало довольно неплохо до тех самых пор, пока в твоей жизни не появилась я. Меня ты перенес гораздо дальше бесконечно узких улочек сновидения. К самому берегу, где плачут живые чайки, и вода приносит ощущение бескрайнего, свободного простора. Пространства стихии, ты, кажется, там хотел затеряться, вобрать его, впитать в себя кровью и кожей. Город твоего сновидения, бесконечная игра воображения, твоя единственная сила и твоя самая большая слабость. Попасть в него гораздо проще, чем выбраться. Он прижался к морю с его зыбучими как песок приливами и птицами которые рыдают в воздухе. Там, где дома спускаются к берегу, соленая вода оставляет на их стенах потеки.

Или нет, не так.. Дождевая вода оставляет на стенах домов свой след. Дождь идет слишком часто, слишком чувствительно. Иногда он похож на легкое состояние покоя и стабильности, а иногда смывает сильным потоком воды, прибитую к дороге грязь. Знаешь, ты правильно сделал, что забрал меня ненадолго сюда, мой собственный мир устал от разноголосых смельчаков, взбирающихся по голым скалам моего сознания. Все до одного, они верят в альпийские луга, и никто не может понять: что живые цветы мака приносят удовольствие тем, что просто цветут. Мой мир больше не притягивает. Как устает лето от нестерпимого солнца, я и сама устала от страсти и чувствую что-то недоброе в ней, как в силе земного притяжения. Тебе доставляет удовольствие то, что мой мир пошатнулся, что разум отказывает мне, когда я описываю его. Это слишком приватное толкование, основанное не на притяжении, а на отвержении.

Но ты и сам уже почти отверженный. Меня слишком раздражает то, что ты так радуешься своей раздвоенности, как доказательству глубокой пропасти между телом и душой, благодаря которой человек только и может, что избежать забвения. А ты попробуй, попробуй усилием воли разрядить напряжение. Я никогда не буду пленницей: пропасть между рассудком и моим миром, через которую был, перекинут мостик из тысячи догадок, сомкнулась над твоей головой, и ты останешься в плену своей памяти, как белый козерог на гобелене. Так получается, мой милый: судьба любит ткать свое полотно, заключая события в рисунок, родившийся в темных закоулках мозга. Реальный мир таков, какой он в общем-то и есть; чего мы ждем, то и случается, а ждем мы того, что жаждем.

Грань между моим восприятием и чувствами перестала быть четкой, я больше не чувствую глубину пространства, по которому слеза ребенка, как у Достоевского весит больше, чем слезы взрослого мужчины. Я любила тебя, ты не должен был на меня нажимать. У меня такое ощущение, что ты точно машина, которую кто-то забыл выключить, и она уже мчится сама по себе, а из глаз кричит в отчаянье беспомощный пассажир.

Но ты - моя единственная, как будто давно утраченная любовь, которая возвращается

внезапно. Позволь сказать тебе это сейчас - сейчас, пока мы оба еще не забыли, каким ветром пахнет морская волна, накрывающая с головой, пока в водопаде нашей страсти еще сверкают искры невозможной мечты. Ты всегда входил в мой мир на цыпочках, чтобы заглянуть в свое отражение, как в волшебное зеркало, а я врывалась в твой свежим ветром, проливаясь на землю чистым, теплым, сильным дождем твоего семени. От этой близости рождается настроение, оно питает почву, но, при этом - никто никому ничего не должен.

Тебе только кажется, что ты шел ко мне как рыцарь в доспехах, чтобы спасти от самой себя, на самом деле, ты превращался в дракона, насилуя меня пустым непониманием. Я все еще измеряю твою цену настоящими словами, но ты можешь предложить мне только пепел. Знаешь, иногда мне кажется, что я живу на небе маленькой ночной звездочкой. А ты носишься в его необъятном пространстве на колеснице, ободья которой сплошь состоят из глаз, прославляющих господа. Разве все могут так нескончаемо долго верить только в тебя? Твоя сила - чья-то вера! Так было до меня, но вот появилась я, и ты стал сомневаться. Гораздо проще выбросить из памяти, чем понять: почему? Забудь, что мое тело может превращаться в водопад, когда я ступаю в воду, которую моя плоть зачаровала, покрывая серебристой пленкой нежности. Забудь, что ты превратил меня в ребенка, купая каждую ночь перед сном в обозначении расстояния между нами; твоя любовница и минутная жена, я пробиралась вместе с мыльной пеной фантазии даже в твое сердце, а не то, чтобы просто в уши. Ты весь размяк, растаял от этих нежных омовений, ты все забыл, ты утонул. А потом, мы высушили друг другу капли на мокрых спинах поцелуями и губами, и отправились в кровать с намерением мгновенно заснуть, словно два послушных ребенка, которые спят и видят сны под шум проливного дождя.

Но те капли, что расходятся кругами на воде, крупицы твоего восприятия, в которых еще жив мальчишка, который мне не доверяет, они останутся навсегда+

Ты знаешь, как страшно списывать все на инстинкт, после того, как тебе предлагают поверить? О, Господи, только что ты хотел лежать рядом со мной, исходя страстью, словно в предсмертной лихорадке, и вот тебя уже нет - исчез, затерялся на берегу.

Маленький городок у моря, гулкий шум морской волны. Внутри светло, жарко, шумно и людно. Люди стоят, сидят, пьют пиво, даже танцуют, извиваясь по улицам длинной, крепко сбитой цепочкой - лица блестят от удовольствия, нелепые, сумасшедшие.

Ну что тебе в них? Только что ты был со мной, весь во мне, потом скулил и жаловался неосознанно. На что ты сетуешь, не на то ли, что непременно должен быть лучше?

Пожалуйста, будь, мне не нужно даже твоей тени, которая все равно бродит так, как будто видна гордо поднятая голова, никак не глаза, даже не лицо.

Когда-то я тоже умела заполнить время, оказавшись в каком-нибудь городе одна. Я бродила по улицам, мимо проплывали витрины магазинов. Стекла домов отвечали мне тупым блеском, в котором я пыталась отыскать себя. Но только не теперь, когда в каждой вещи видится лишь то, о чем могу рассказать тебе - ты украл у меня внешний мир. А потом ты лег со мной в постель! И при этом смотрел на меня такими глазами, точно умолял почувствовать себя виноватой...

Иногда ты становишься маньяком в хорошем смысле этого слова, как художник, который существует среди картин. Мое отражение ты улавливаешь даже в блеске чужих глаз, наблюдающих за мной с портретов. Ты смотришь, пригибаешься, отступаешь, как будто я позирую в этом пестром, театральном мире. Наверно я кажусь тебе слишком тупой ученицей, терпение, отведенное именно на меня, уже почти иссякло.

Пойми, вопреки обыкновению, у меня нет аппетита - возможно от бессонницы, возможно от сознания, что время утекает так быстро; остается такое чувство, что тот урок, который мы преподавали друг другу, полностью усвоен... Мой бывший муж разбил себе голову о прибрежный камень, намертво вделанный в волнорез. Он это сделал после того, как утопил мое тело в заливе, а потом, обливая меня собственной кровью, возвращал к жизни, и все, что я помню, когда открыла глаза - это кровавые отблески заката, наползающие на горизонт. Тихий голос, чужой, почти дрожащий: "Прости", все уходит в память: наверно, так и должно быть.

Мне кажется, я помню запах и цвет того дня, и полное безразличие, мне плевать, что будет дальше.

Ты поступил со мной почти так же, теперь уже совершенно не важно, что кровавые отблески заката сменили красные пятна от нестерпимого солнечного света, и я утонула в волне твоей страсти, мгновенно теряя последние остатки разума, сразу, возможно, что навсегда. Мне так кажется. Боли совершенно нет, и горечи тоже.

Только кажется, что я уже помню запах моря, запах того дня, когда ты меня бросишь, и полное безразличие накроет еще сильнее, чем тогда, когда я умирала в первый раз. Мне плевать, что будет дальше+

У тебя, как у художника, есть одно неоспоримое достоинство, понимаешь, двойной прием: точный цвет, в точно избранном месте. Послушай, но тогда мы с тобой должны совпадать по цвету, или находиться в определенном месте, почему же этого не происходит? Наверно, мы оба эгоистичны и ненасытны, или просто разучились умирать для того, чтобы жизнь других шла как по накатанной колее.

Как сказал святой Павел: "Не умерщвляете духа своего", ох, он это сделал вне Святой Троицы напрасно. Возможно, чувство новизны делает любые отношения удивительными. Но мы устаем. Я сейчас уже устала. Нет, не от тебя, от всего. Я знаю, почему ты меня возненавидел: потому что меня с тобой нет. Прикосновение было важным, и нам обоим стало неловко: мы уже перешли тот возраст, когда ходят, держась за руки. Возле дверей твоего дома выдержка изменила мне, и я наотрез отказалась войти, потому что увидела, что в витрине "магазина мелочей" выставлены дешевые сувениры: трехцветные флажки, какие-то свинки-копилки, набившие оскомину во всех видах, деревянные матрешки.

Ты раскрасил их с такой искренностью и нежностью, как никогда не рисовал своих картин.

Пока ты занимался любовью, каким-то младенцам пришло в голову взвалить на себя дела целого мира. И теперь, когда я, наконец, выхожу из своего эгоистического уединения в твоей постели, я с раздражением обнаружила, что мир распадается на части. Не мудрено, что мне захотелось оставить очередь. Какие они все алчные, какие напористые, возможно, мне просто стыдно за них, или за тебя...

Я закрываю глаза, от души желая снова стать маленькой девочкой. Девочкой, какой я была до того дня, когда мой отец не вернулся в этот мир. Любое разочарование таит в себе эту возможность - невозвращения. Станет ли мне от этого страшно? Не думаю...

Только больше будет кружиться голова - какой-то частицей души я все еще буду на берегу; вот только где: на берегу твоего города у моря, или того залива, где я утонула? Когда-нибудь ты мне об этом скажешь, когда-нибудь, возможно, что и сейчас.

Подожди, не затыкай мне рот, не называй меня солнышком - я слишком часто испытывала это публично. У нас с тобой любовь была идеальной, идеальная - потому что она не могла материализоваться; для реального мира мы не существуем. Мы никогда не лежали вместе в постели, мы не были вместе на улицах твоего города, мы - ничто. И любая попытка начать существовать, вырваться из этой муки убьет нас.

О, конечно мы можем на все наплевать и как-то склеить совместимость, некоторые пишут об этом каждый день. Но только то, что есть у нас сейчас, мы потеряем. Ты потеряешь+ Самое грустное, что ты уже начал терять. Слишком вся эта ситуация тяготит тебя. Ты начинаешь меня ненавидеть, потому что слишком доволен своим блистательным выводом, как мальчик, у которого отобрали любимую игрушку; он вырастет, заработает, и купит себе такую же. Только осознание этого приходит тогда, когда я не нужна.

Вот я стою в дверном проеме твоей памяти, как в раме, возникает ненужная ассоциация с бытовой сценкой работы какого-нибудь мастера-любителя, который берется описывать "апельсиновую девочку" не очень хорошо представляя, что происходит на самом деле.

Я сейчас объясню тебе, пока еще есть время, почти взахлеб: понимаешь, любимый, это был совершенно другой цвет. Живое море, на берег которого ты хотел привести меня за руку, такого синего цвета, какого никогда не добьешься на полотне, цвета столь интенсивного, что на него ушла бы вся краска, тюбик за тюбиком - синее, чем чьи-то живые глаза, ярче нестерпимого света.

Высокие приливы прибили всякий мусор к самым дюнам; массивные бревна лежали на берегу, выброшенные бурей, и под их прикрытием, еще до меня, твои друзья разводили костры, оставляющие темные подпалины. Ты подвел меня к самой кромке воды, с непривычки холод сковал лодыжки босых ног, но я вздрогнула, словно от счастья. Мы шли вдоль берега, и все время боялась, что кто-нибудь нарушит нашу интимность. Убить ее так просто, все равно, что убить рыбу, даже меньше.

А силы моря, словно внося свою лепту в нашу чувственность, выбрасывали нам под ноги крошечные серебряные тельца - рыбок, попавших в водоворот прилива. Ты хотел говорить о любви, но не мог, внезапно остановился, обхватил меня за бедра, приподнял, так что мои мокрые ноги ненадолго оторвались от земли, и просто сказал: "Солнышко, я тебя хочу! Но хочу так, как это никогда не бывало прежде" И маленький комочек капрона и шелка, который только что укрывал мои бедра, летит в воду, посланный сильной мужской рукой.

На две минуты позже, я стояла, и смотрела в твои глаза, у меня возникло вполне отчетливое чувство, что кровь во мне, и утренний свет, и вода, и синий цвет моря, и набухшая на твоей шее вена - все это одно целое. Должно быть, за ночь абстрактная фотография проявится; моя жизнь в последнее время, моя борьба и смятение - все сведется вот к этому. Послание моего тела неизвестно кому - тебе, недвусмысленное напоминание о том, что это не символ, нет - это я сама. Сама, ты понимаешь, на твоем берегу, в городе у моря, где мы никогда не бывали прежде.

Надежда всегда, всегда...

Мне приносила только боль...

Я складываюсь в твоем сознании в определенные слова, а ты не укладываешься во мне ни в одни рамки. И на этом берегу нет никакого пляжа, гладкий, немытый морем песок, лежит неопределенными островками между нагромождением больших, позеленевших от водорослей камней, вверх от ближайшей груды уходят дюны, чахлая трава и извилистые, выброшенные водой водоросли, отделяют друг от друга сотни песчаных лоскутов, словно

кусочки восприятия, в каждом из которых наша страсть. Это необъятное пространство водной глади будет содержать еще одну тайну, в которой не удастся найти то идеальное место, где мы уже были.

Тебя бросает на камни нестерпимый приступ желания, ты устремляешься вверх, чтобы не тратить время на слова. Ты задыхаешься от усилия, и этот порыв кажется таким прекрасным, как будто в тебя возвращается юность и дыхание жизни. С тех пор, как ты нашел меня, ты все время спешил, бежал, выгадывал время там, где не требовалось ничего, кроме любви и наслаждения. Обгоняя часовую стрелку, выкраивая то тут, то там час другой, складывалась небывалая и неведомая жажда, и вот теперь она вырвалась наружу. На уровне моего лица твое нетерпение, твое естество входит в меня с необычной силой.

Я сдерживаю тебя руками, сжимаю твои бедра, стоя у подножия камня. Мои босые ноги колет жесткая трава. На вид мои плечи, чуть прикрытые марлевой рубашкой жаркие, а впадина спины - прохладная, но солнце так припекает, сопровождая твою страсть, что мое лицо раскраснелось. Ты входишь в мою гортань беспощадно, проникая все глубже, твоя страсть - она похожа на волны прибоя.

С каждой волной твоего удовольствия, меня окатывает нетерпение, как будто целая орда отвязанных, голых мальчишек берет меня в отблеске костра, все больше, все сильнее, я на мгновение почти теряю сознание, назойливые чайки, завершают твою эйфорию протяжным, громким криком. Ты изливаешься, бурная сперма похожа на морскую пену, прибитую к берегу волной. Волновое притяжение, близость, не могу противиться тебе ни в чем.

Ни в чем, ты слышишь? Твои руки расплющивают, разглаживают мое тело на гладкой поверхности камня, и губы проникают в самые недра, я чувствую себя свободной, сильной чайкой, взмывающей в небо над бескрайним простором морской поверхности. Это состояние похоже на полет, от нестерпимого света солнца под сомкнутыми веками плывут красные пятна, мой рот, только что ласкавший тебя нежно и страстно, как будто тает в предвкушении поцелуя.

Да, да, почувствовать друг друга кожей, всей длиной тела, под горячими лучами утреннего солнца. Мы не будем спешить, нам некуда, самое весомое доказательство того, что мы мужчина и женщина - наслаждение друг другом и легким шумом прибоя, прилива. Я чувствую его приближение, мои волосы, прядь за прядью рассыпаются на камне, твой язык, ласковый и нежный похож на растянутое удовольствие дня, когда полдень, пресыщенный зноем, делает небольшую остановку, и весь мир ненадолго замирает.

Я сплю, но мой сон похож на солнечное затмение, я открываю глаза, и, вдруг, ничего не вижу, кроме плотной идеальной окружности чуть поменьше спокойной, ровной луны. Что ты думаешь о той боли, которую можешь причинить мне завтра, если я останусь без тебя? Наверно она будет напоминать падение вон с той скалы; стремительное, мгновенное, прямо на голые, раскаленные солнцем камни. Я упаду на них бездыханно, как теперь, все с тем же невероятным стоном, криком.

Я кричу! И падаю с неимоверной высоты, и мне так хорошо, как никогда не бывало прежде. Пожалуйста, молчи, не говори ничего, твой член снова наливается силой, я чувствую, как он легко, ритмично вздрагивает на моем бедре и кричу, кричу даже громче и сильнее, чем чайка, мое сердце сжимается от нежности, мой пульс стучит в твоем виске. Отпусти меня к воде, я хочу остудить свой пыл, иначе умру от нестерпимого удовольствия, прямо под тобой, даже не осознавая того, что было минуту назад.

Ты видишь, как мои ощущения, даже при одном твоем приближении, складываются в определенную картину, совсем не разделенную на отдельные фрагменты. Почему ты раньше никогда не хотел задержать их в памяти, и, если теперь, хоть немного чувствуешь, как это сильно и прекрасно, то мне, просто здорово повезло на этот раз.

Я вхожу в воду, там, где поднимающийся из нее камень, похож на ладонь руки, протянутую в нетерпении навстречу морской стихии. Моя юбка, промокшая почти до середины, легко облепила бедра, поднимая ее, придерживая руками, опускаю тело в прогретую у берега воду, зыбкая поверхность воды едва заметно кружит голову и наклоняет тело немного вперед. Я знаю, мой милый, хоть и не вижу твоего лица, я чувствую это спиной: ты не можешь наблюдать спокойно за подобным, непроизвольным действием.

Ты возьмешь меня сзади! Одним движением руки разрывая ткань, и отбрасывая в сторону, на берег. Ты войдешь резким, сильным толчком, раздирая мои внутренности болью, и я приму эту боль, как нечто большее, чем обыкновенное проникновение. Стон прижимает обнаженную грудь к камню, мокрая марля обнажила плечи. Моя кожа, возбужденные соски касаются гладкого, скользкого, вечного, и твои руки пробираются к ним, как будто хотят задержать, не отдавать морю, солнцу, природе. Мою плоть, мою нежность, по которой бродит озноб желания, как хмельной, горячий поток страсти, заменяющий пульс.

Разверни меня лицом, окончи этот бред проникновением в мой разум. Я хочу увидеть твои глаза, чтобы точно знать, как с каждым новым ударом, из них разлетается тысяча искр самого сильного света, который существует: цвета черной, преданной только нам ночи, глубины моря, цвета безумия и жизни. В тебе сейчас столько жизни, что горячий, живой поток смог бы оплодотворить все, что простирается вокруг нас, на много, много миль вокруг.

Легкие водоросли, опутывающие ноги, расцветут живыми, пурпурными цветами наших грез, мелкие стаи серебряных рыб удваиваются, разрастаясь на глазах, и разлетаются в стороны, перламутровые ракушки, с грациозными, фигурными краями, отточенными песком и временем, выбрасывают на дно мелкий жемчуг. Я опускаюсь на колени и принимаю в себя твою силу, пряные потоки спермы вырываются наружу и проливаются на мою грудь. Я теряю сознание, ноги подкашиваются в воде, и тело легко уносит, набегающий гребень волны.

А тебя все еще сотрясает другая - сильная волна оргазма, повторяющаяся эхом стона, как будто бьет энергия тока, выходящего из тела. Ты можешь превратиться в маяк и осветить собой прибрежные скалы, если тебя поднимет на вершину самой высокой скалы энергетика моего вдохновения. Ты можешь стать сильнее и выше, и запросто достать рукой до самого солнца, и тогда ты упадешь в воду, до самого дна, как горящая, падающая звезда, прожигающая насквозь мою грудь.

Ты упадешь в самую глубину, туда, где моя душа еще улавливает последнее, пульсирующее дыхание жизни, для того, чтобы найти мою руку, мою ладонь. Крепко сплетая наши пальцы, поток сознания выносит наружу, на поверхность воды. И ничего не может быть вокруг. Понимаешь, ничего, кроме бескрайнего простора нашего воображения, в городе твоего детства, у самого берега мечты, где никогда не будет причала.

Возможно, я останусь там навсегда, перенесу свои альпийские, маковые поля, размещая их на равнине возле уровня моря. Маленькая девочка, с утра до вечера гуляющая в закоулках своей памяти, иногда сливающихся с узкими улочками твоей фантазии. Я приду в твой мир такой, какая уж родилась - обнаженная, откровенная и скажу тебе с детской, наивной верой: "У тебя есть ты. И это куда больше, чем все, что имею я".

Да и что я имею, если вдуматься: всего одну ночь - безумную, глубокую, дерзкую. Всего одну мечту - прекрасную и живую, как сама природа. Всего одну душу, которая, как нежная маленькая птичка поет только для тебя. И всего одну жизнь, освещенную светом одной звезды. Но эта звезда, любимый - ты